Андрей Звягинцев об "Изгнании" и совпадении

январь 2008

Андрей Звягинцев- Андрей, когда стало известно, что Вы снимаете фильм "Изгнание", многие ожидали, что это будет предыстория "Возвращения". Коннотация названий - заранее продуманный шаг или совпадение?

- И то, и другое. А точнее - сперва было совпадение, а потом принятое решение. Первоначальное название у сценария было другим. Вы уже знаете, что фильм снят по повести Уильяма Сарояна "Повод для смеха". Эту повесть самостоятельно переработал кинооператор Артем Мелкумян и назвал ее "Запах камня". С таким названием она и попала ко мне в руки. И когда мы с моим соавтором, Олегом Негиным, стали работать над ней, когда вошли в массив замысла, когда он начал обнаруживать себя, раскрываться, как цветок, однажды мне спонтанно пришло в голову это название - "Изгнание". Меня это немного напугало. Мне не нужны были никакие связи и параллели. Меня смущали возможные мысли о диптихах, приквелах или сиквелах. И тогда временно нашлось другое рабочее название. Знаете, есть такая кинотрадиция в первый съемочный день разбивать тарелку о штатив камеры после ее старта, когда снимается первый план первого съемочного дня.

- На удачу?

- На счастье. Так вот, в первый съемочный день, а было это в Бельгии, на нашей тарелке было написано совсем другое название. А когда монтаж картины уже подходил к концу, я решился на "Изгнание". Название - это своего рода ключ к одной из комнат замысла. Из этой комнаты двери и коридоры могут привести вас в другие комнаты, чуланы, подвальчики, мансарды. Рабочие названия - это все были ключи от других комнат.

- А это название - от центральной?

- От главной. Вернее даже, ключ от входной двери в дом со многими комнатами, к которым тоже нужны ключи. Чтобы владеть такими ключами, нужно иметь, конечно, некий багаж, некий опыт прочитанного. Меня упрекают в том, что мои фильмы усложнены, зашифрованы, наполнены аллюзиями, цитатами. Мол, это смущает зрителя. Но тот, кто хочет смотреть кино без дополнительных усилий, скажем так, без необходимости сотворчества, вполне себе имеет такую возможность - такого "зрелища" навалом и без меня. Далеко ходить не надо, загляните хотя бы в тот же телевизор - какая-то чудовищная жвачка. Это развращает ум, убивает вообще всякое желание двигаться. А ведь уму тоже нужна гимнастика. Если ее не делать, ум атрофируется, и остаются первые сигнальные системы, реагирующие на базовые инстинкты. А это уже не "в мире животных", это уже, собственно, сам животный мир.

- Но ведь каков зритель, таково и телевидение, и спрос рождает предложение, а не наоборот.

- Я так не думаю. Это оправдание продюсеров, содержащих каналы. Эта система работает сама на себя. Не на общество. Человек слаб, он идет по пути наименьшего сопротивления. В данном контексте "спрос рождает предложение" - это ложная посылка. Нас водят за нос. Что каналы предлагают, то люди и смотрят. Ну, предложите же что-нибудь другое! Так ведь нет, потому что другое требует труда, образования, времени, такта, ума, творческого подхода. А зачем все это, когда деньги и так текут рекой?

- Вы неоднократно говорили, что снимаете кино для себя. И Ваш зритель придет в кинотеатр и поймет замысел. Как Вы представляете себе своего зрителя?

- Я его никак не представляю, никаких возрастных или интеллектуальных критериев нет. Мне почему-то хочется верить, что достаточно просто открыть сердце. Человеческая душа бессмертна, а, стало быть, она изначально владеет всем знанием. Другими словами, почему я говорю, что не представляю интеллектуальный или иной ценз смотрящего? Потому что я верю, что если смотреть без скепсиса, без предубеждения, если отдаться зрелищу, то многие загадки откроются сами. Опять возвращаемся к тому, что нужно просто сделать усилие, подтянуться на этой жердочке.

- Но не все к этому готовы.

- Не все этого хотят. Зачем? Гораздо проще выпить кофейку до сеанса, потом пойти взять попкорн и просто посмотреть киношку.

- Место часто побуждает человека к определенному действию. В своих фильмах Вы ставите героев вне места и вне времени. С какой целью?

- Человека побуждает к действию идея, а не место, в которое ты его помещаешь. Если говорить об идее времени и пространства в фильме "Изгнание", то тут создавалось как бы иномирное пространство. Знакомое по всем чертам, но иное. Неузнаваемое в социальном, в бытовом плане. Пространство сна какого-то. С тем чтобы сместить центр тяжести зрительского восприятия в другое измерение.

- Вы как-то признались, что не совсем довольны вашим актерским опытом… Почему?

- Я бы не сказал, что не доволен - скорее, не удовлетворен. Представьте себе актера, который за 12 лет сыграл всего 2 роли. Я сейчас говорю о своем постновосибирском опыте. В Новосибирске у меня опыт был прямо противоположный. В 1980 году, в 16 лет, я поступил в Новосибирское театральное училище и уже со второго курса работал в театре, в ТЮЗе, играл главную роль.

- Какую?

- Спектакль назывался "Не помню". Про мальчика, который во время Великой отечественной войны потерял память в фашистских застенках. И весь спектакль - это история его воспоминаний и осмысления того, что с ним произошло и почему. К окончанию театрального училища я играл уже пять или шесть главных ролей в театре. Это очень много. Случалось и такое, что я играл по двадцать четыре спектакля в месяц.

- То есть практически каждый день?!

- Так и есть. Был у меня такой рекордный месяц, когда я сказал: "Ребята, это уже не театр, это киносеансы какие-то". Так что в Новосибирске все складывалось хорошо, режиссер верил в меня. После окончания обучения он собирался ставить со мной "Гамлета", "Капитанскую дочку", в которой я должен был играть Гринева. Я уже тогда видел все свои перспективы. Собственно, это меня и смущало. Знаете, к гадалке лучше не ходить - лучше не знать своего будущего. Когда оно так ясно вам рисуется, отчего-то становится не по себе. Плюс к этому - я увидел Аль Пачино в фильме "Жизнь взаймы". И вот это впечатление, а потом и еще один фильм с ним же, "Правосудие по-американски", перевернули полностью мои представления о том, что такое актерская игра. Я понял, что ничего не знаю, и что мне нужно продолжать учиться. Нужно ехать в Москву.

Так вот, представьте себе, каково это: актер, закончивший в 1990 году ГИТИС, в сумме десять лет отучившийся актерскому ремеслу, за вычетом двух лет армии, в течение двенадцати последующих лет играет всего две роли в театре. При этом я сознательно не шел в государственный театр. Я уже знал, что такое театральная труппа по Новосибирску, и не хотел этой судьбы. К тому же у меня появились свои пристрастия к способу актерской игры, которые не сходились с тем, что тогда было востребовано на сцене. В общем, я как-то чувствовал себя совершенно чужим в этом деле и никуда не устраивался. Занимался самообразованием - ходил в Музей кино и, к счастью, однажды услышал, что некий театральный режиссер собирается ставить независимый проект - антрепризу - по одному из моих любимых тогда авторов. Это была "Игра в классики" Кортасара. Я попросил моего друга, чтобы он свел меня с этим режиссером. Так мы познакомились с Володей Агеевым, ныне довольно известным театральным режиссером. Мы сделали этот спектакль. Спустя три или четыре года, уже играя Кортасара, поставили еще один.

- А как назывался второй спектакль?

- "Месяц в деревне" по Тургеневу, я играл там Беляева. Так вот, за 12 лет актеру сыграть в двух спектаклях - это крайне мало.

- Эта неудовлетворенность актерской работой как-то подтолкнула Вас к режиссуре?

- Нет. Это были две параллельно текущие жизни. Вплоть до Венеции я по-прежнему считал себя актером. Но после того как понял, что такое ответственность режиссера, каков объем его задач, мне стало очевидно, что втиснуть сюда актерское я не в состоянии. В своем фильме играть я не смогу точно. В чужих фильмах - возможно. Если это будет интересный материал. Никаких амбиций у меня по этой части нет, но я не открещиваюсь совсем от этого, хотя и чувствую, что столь длительный период без практики накладывает, наверное, какой-то отпечаток, сковывает.

- Так как же началась Ваша карьера как режиссера?

- Режиссерская работа началась году в 93-м. Тогда надо было просто как-то выживать. Зимой 1993 года я снял свой первый рекламный ролик. Это был отчаянный шаг, я понимал, что мне просто кранты. У меня не было никаких средств к существованию, и я позвонил своему другу, Игорю, который уже года три успешно снимал рекламу и музыкальное видео как кинооператор. Я и раньше мог так же обратиться к нему, но меня не прельщало это направление. А тут я понял, что у меня нет другого выхода, и позвонил ему с просьбой помочь. Он мне сказал, что лично он помочь ничем не может, так как не он определяет состав съемочной группы, и посоветовал мне самому найти заказчика. К счастью, мы с моим бывшим однокурсником Мишей Галичем очень быстро - буквально за несколько дней - нашли клиента, и за ночь написали пять вариантов сценария. Заказчику понравилась одна идея, и через неделю мы уже снимали. Оператором был мой друг, Игорь Рукавишников. И дальше как-то потихонечку пошло. Но реклама, признаюсь, меня не удовлетворяла - там совсем другие задачи. Сам процесс съемки - да, всегда был в радость. Но результат... Что это такое - 30 секунд зрелища, которое призывает кого-то купить вот эти сапоги, а не другие! Это было ремесло, хороший опыт понимания того, что такое съемочная площадка в смысле технологии, своего рода киноуниверситеты.

- И как Вам удалось шагнуть из рекламы в кино?

- В конце концов, продюсер телеканала Ren TV Дмитрий Лесневский, который видел какие-то мои рекламные ролики, предложил мне снять короткое кино. Это было весной 2000 года. Именно тогда все телеканалы занялись производством собственных сериалов. И нужны были новые кадровые ресурсы. Лесневский позвал меня и изложил мне все свои направления, пять или шесть. Спросил, что мне наиболее интересно. Я выбрал. Это были короткие 25-минутные триллеры-новеллы, никак друг с другом не связанные. Идея Лесневского была в том, что 15 новелл снимают разные режиссеры. Мне предложил снять для начала одну. Я снял "Бусидо". Диме новелла понравилась, было принято решение снимать дальше. Вторая новелла впечатлила его еще больше. Он сказал, что я поднялся по лестнице не на следующую ступеньку, а сразу перепрыгнул через две. Это была новелла "Obscure". И он сказал: "Давай, снимай третью".

После новеллы "Выбор", которая, кстати, менее всего понравилась Лесневскому, а для меня является наиболее любимой из трех, Дима решил, что проект ему больше неинтересен, он заканчивает с другими режиссерами и закрывает его. И тогда же, в октябре 2000 года, он вдруг сказал мне: "А давай мы с тобой снимем полнометражное кино". И мы его сняли. Это был и его, и мой дебют. Это был дебют для очень многих. Мы искали сценарий, повсюду забросили удочки. В результате нашли историю, которая стала фильмом "Возвращение".

- Андрей, в кино, как и в литературе, есть вечные сюжеты. Кто-то довольствуется ими, кто-то, как Вы, ищет свой оригинальный сюжет. Что вы об этом думаете?

- Ну, Вы знаете, сюжетов-то всего раз-два и обчелся. В театре существует даже какая-то определенная цифра. Кто-то говорит, что сюжетов всего 22, кто-то, что их 12.

- Ну да, и нот всего семь…

- У Борхеса есть любимое мною эссе в полстраницы текста - "Четыре цикла", где он говорит, что историй всего четыре.

- А Вы читали у Борхеса "Сад ветвящихся тропинок"?

- Да. И кстати - к нашему разговору о названии фильма, произведения, - помните там, у Борхеса: "Какое слово не употребляется в условиях загадки? Отгадка". Понимаете, название - это еще не отгадка, но это ключ.

- Что для Вас самое главное в кадре?

- Атмосфера подлинности. Не попытка воссоздать эту, ежедневную реальность, данную нам в ощущении - это, конечно же, невозможно, - а воплощение сокровенного, твоего. Назовем это так: атмосфера субъективной подлинности.

- Сложно ли подбирать актеров на роли в ваши фильмы? Должны ли они обладать глубокими личностными качествами?

- Бесспорно, да. Актер должен все пропускать через себя. Актер должен забыть о том, что он играет, и быть просто живым. Для этого он изначально должен быть личностью. В частности, Саше Балуеву ничего не нужно было делать, чтобы сыграть роль. У него есть такая составляющая, которая позволяет ему не делать ровным счетом ничего, просто сидеть на стуле. Но ты понимаешь, что перед тобой сидит Сила. В нем это есть, сыграть это невозможно. И это ничем не заменить, это невозможно профанировать. Это лежит в человеке. То же самое касается очень многих. Костя Лавроненко, по его словам, настолько пропустил роль через себя, что просто узнал в себе Алекса, прожил эту жизнь.

- Андрей, сейчас Вы над чем-то работаете?

- Можно сказать, что работаю. Процесс идет.

Светлана Судакова
Фото со съемок фильма "Изгнание": Владимир Мишуков

Похожие статьи:

Олег Нестеров о хорошей музыке и новой книге

Артемий Троицкий об андеграунде и арьергарде

Сергей Шнуров о ботинках и крепком черепе, интервью

сайт знакомств